Сколько себя помню, у нас в доме всегда жили кошки. Всякие — пушистые и гладкие, чёрные и белые. Каждую я любила, потеря питомца всегда была горем.
Живёт у меня кошка Боня – помесь сиамской и дворового кота. Надо признаться, смесь гремучая: нервозность сиамок плюс бойцовские качества дворовых котов – это вам не ромашки. В дурном настроении может покусать ноги. В таком случае понимает лишь веник или хлопушку, не могут же люди круглый год ходить в валенках. Иначе никак. Очень красивая, я бы сказала, шикарная. Пользуется большим авторитетом у котов, неприязнью у кошек и бесконечной моей любовью. Боней она стала случайно – думали, что мальчик, а оказалась дама, но имя менять не стали.
Недавно Боня родила, но до этого она, что называется, “дала дрозда”. Собрала всех котов с округи. Видимо, свадьбу гуляли и орали так, что не спали все соседи. Соседи жаловались на кошачьи вопли, мне было неловко, я сердилась на Боню и обзывала её гулящей. Но она вернулась спокойная и беременная. Потянулась, развалилась посреди кухни: мол, всё, хозяйка, баста, я теперь не гулящая!
А вскоре родила нам двух котят. К сожалению, один оказался мёртвым, зато второй очень похож на маму. Котика мы назвали Лёвой и вместе с мамой поселили в туалете. А что не так? Тепло, сухо, коробка большая – апартаменты просто. Так они и жили там до одного случая.
В тот день я пришла домой уставшая и сразу легла, укутавшись в старую мамину шаль. Только задремала, слышу, кошка ко мне притулилась. Ага, думаю, вспомнила старые добрые времена, когда мы вместе валялись под пледом. Потом запищал кошачий ребёнок, мама побежала баюкать, а я ушла по делам.
Немного погодя прихожу домой, а меня встречает беспокойная Боня. Кричит, бегает, хвостом машет. Что случилось? Я в туалет, а котёнка там нет!
-Боня, где Лёвушка?
На меня смотрят огромные, полные горя глаза: «Не знаю, мама, где мой ребёнок. Ведь ты найдёшь его?» Я иду в ванную, она впереди бежит, заглядывает в углы и с надеждой смотрит на меня, волнуется, плачет. Пошли на кухню, Боня снова впереди, полезла за стол, заглянула за холодильник, потом за веник, потом посмотрела в туалете. Пошли в комнаты. Боня – ну просто бурная деятельность. Всем видом говорит: мол, быстрее, что ты копаешься! Рассказывает мне, носом в ноги тычется, углы нюхает.
Тут я захожу в спальню и вижу идиллию: на кровати лежит свёрнутая мамина шаль, в середине этой «норки» спит наш Лёвочка! Да так крепко, что ничего не слышит. Сдерживая смех, строгим голосом говорю:
-Боня, что это? Ты зачем сына сюда принесла?
Бонины глаза становятся ещё больше: «А что там?»
-Ну что смотришь, – продолжаю. – Чья работа?
«Ой! – удивляется Боня. – И правда, сынок нашёлся!» Она выражает бурную радость и от счастья бодает меня. Оказывается, эта хитровка полежала со мной на кровати, и ей так понравилось, что она подумала: «Живут же люди! А я с ребёнком где-то на задворках цивилизации! И где, спрашивается, справедливость? Придётся восстановить». Да я и не против, но зачем разыгрывать спектакль «Горе мне, сын пропал» с заламыванием лап и хвоста?
Посмеялись и выделили молодой семье место в большом кресле. Лежат, воркуют, песни поют.
А недавно она придумала мне новую работёнку – сама идёт гулять, а Лёвку мне под ноги приносит. Я ругаюсь, называю её непутёвой мамашей и гулящей девкой, говорю, что она детей не для меня рожает. Боня со всем соглашается, лишь бы сынка её присмотрели. «Ну я же быстро! Вот только за мухой побегаю да на птичек посмотрю!»
Ох, чует моё сердце, опять любовь нечаянно нагрянет. А мне потом расхлёбывать.
Вот такую историю рассказала Татьяна.